Его превосходительство музыкант

Автор: admin

18 января (6-го по ст. ст.) 1835 года в семье офицера наполеоновской армии, оставшегося навсегда в России, и виленской дворянки родился младший сын Cesarius-Benjaminus, в будущем – его высокопревосходительство Цезарь Антонович Кюи, генерал инженерных войск, кавалер трех орденов Св. Станислава, трех орденов Св. Анны, трех орденов Св. Владимира, орденов Белого Орла и Св. Александра Невского.

А также – профессор, возглавлявший кафедры трех военных академий, автор фундаментальных трудов по фортификации, взявший на себя по просьбе своего бывшего студента М. Д. Скобелева руководство строительством военных укреплений во время Русско-турецкой кампании 1877-1878. Перечисленного вполне довольно, чтобы составить неплохую биографию из серии «Именитые соотечественники», но у этого человека была еще и вторая, параллельно протекающая жизнь.

Его превосходительство музыкант

И в этой жизни он был – русский композитор и музыкальный критик, участник знаменитого Балакиревского кружка, занимавший в нем положение наставника, второго по рангу после самого Балакирева; почётный член Императорского русского музыкального общества и нескольких зарубежных музыкальных обществ; член-корреспондент Французской Академии, награжденный крестом Почетного легиона (после постановки его оперы «Le Flibustier» в Париже).

Цезарь Кюи не был боевым офицером русской армии. Но в сражениях на полях отечественного музыкального искусства он неоднократно проявлял себя как неукротимый боец, рыцарь, если и не всегда без упрека, то без страха точно.

На премьеры своих сочинений, а тем более на концерты, которым он затем посвящал газетные заметки, нередко весьма острые, Кюи являлся в военной форме, что лишь усиливало когнитивный диссонанс, и без того существовавший между участниками кружка с одной стороны и консерваторией, дирекцией императорских театров и Российским музыкальным обществом с другой.

Не случайно в одной из газет того времени появилась пародирующая картину Жан-Леона Жерома карикатура, изображавшая Кюи в виде римского императора, с надписью:

«Аве, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!»

Его превосходительство музыкант
Карикатура на Кюи

Творческая плодовитость Кюи потрясает воображение: его перу принадлежит более шестисот музыкальных произведений (из которых четырнадцать – оперы), не говоря уже о рецензиях и статьях о музыке, числом около восьмисот, опубликованных с 1864 по 1900 год.

Напоминаю: этот же самый человек одновременно добросовестнейшим образом исполнял свои служебные обязанности, что со всей очевидностью следует из его блестящей карьеры военного инженера. Я уже не говорю о таких «мелочах», как курсы лекций по фортификации, которые он читал великим князьям, и тому подобном.

Невероятно! Как он мог успевать все это? Одно из двух: либо в XIX веке в сутках было вдвое больше часов, либо… что-то не так с нашими представлениями о том, что технический и социально-экономический прогресс высвобождает время, которым человек может более рационально распорядиться на благо общества и своего таланта. Представьте себе неимоверное количество бумаг, какое пришлось бы сегодня регулярно заполнять заведующему трех вузовских кафедр: боюсь, ему было бы не до творчества…

Его превосходительство музыкант

Но вернусь к той ипостаси Кюи, которая интересует меня как музыканта. Гениям, так же как и публике, во все времена необходимы смелые люди, которые, не опасаясь за свое реноме, могут заявить во всеуслышание: «Шапки долой, господа, перед вами…». Подобные личности формируют общественное мнение, влияют на директоров концертных залов и театров. Кюи как раз и был одним из таких людей.

Цезарь Кюи в молодости. Фото из книги Ц. А. Кюи, “Избранные статьи” ->

Возможно, кому-то, глядящему издалека на славное прошлое нашей музыкальной культуры, кажется, что гениальных русских композиторов записывали в классики чуть ли не с пеленок.

Впрочем, когда смотришь на портреты, изображающие длиннобородых маститых старцев, от которых веет солидностью и величавым спокойствием (диковатые изображения Мусоргского будем считать исключением, подтверждающим правило), сама мысль о каких-то «пеленках» кажется нелепой и кощунственной.

Между тем, когда в 1856 году Цезарь Антонович Кюи, в ту пору слушатель Николаевской инженерной академии, познакомился с недавним вольнослушателем математического факультета Казанского университета, Милием Алексеевичем Балакиревым, первому шел двадцать первый год, а второму и вовсе было девятнадцать.

Встреча будущих столпов русской музыкальной классики состоялась на одном из популярных тогда вечеров камерной музыки. Между Балакиревым и Кюи произошел такой диалог (ну или примерно такой):

«Балакирев: – Как вам нравится оркестровый вариант «Вальса-фантазии» господина Глинки?

Кюи: – Простите? Э… вообще-то мой любимый композитор – Монюшко. Чудесная у него опера «Галька»!

Балакирев: – Никогда не слыхал про такую. Может быть, у вас есть клавираусцуг?

Кюи: – Чего нет, того нет. Но я имею честь быть знакомым с самим паном Монюшко. В Вильно я целых полгода брал у него уроки гармонии.

Балакирев: – О, так вы композитор?

Кюи: – Как вам сказать… Учусь-то я на военного инженера, но очень люблю музыку. А вы случайно не сочиняете?

Балакирев: – О да! Михаил Иванович перед своим отъездом на жительство за границу очень мне советовал развивать в творчестве все наше, национальное.

Кюи: Что вы говорите! Как бы я хотел послушать, что у вас получается. Я вот тоже… мазурку сочинил.

Балакирев: – Ну, так идемте ко мне, я тут недалеко квартирую. Покажу вам свою фортепианную фантазию на темы из «Жизни за Царя». А вы мне свою мазурку сыграете, ладно?».

Его превосходительство музыкант

К концу 1865 года петербургский кружок композиторов-любителей уже полностью в сборе и активно функционирует под идейным патронажем не кого-нибудь, а самого В. В. Стасова, фигуры столь же мощной, сколь и противоречивой. Нелепое прозвище «Могучая кучка» к участникам этого творческого содружества приклеилось именно с его неловкой руки. Собственно, аттестуя молодых русских музыкантов подобным образом в своей рецензии на концерт, устроенный в честь Славянского съезда 1867 г., Стасов не имел в виду ничего забавного, а тем более обидного.

Он был вообще не склонен к юмору, этот некогда отсидевший два месяца в крепости за связь с петрашевцами непримиримый борец против «итальянских красивостей», возводивший в культ узко понятую им национальную самобытность и «музыкальную правду».

<- В. В. Стасов на портрете кисти Ильи Репина: таким он стал в 80-х годах

Однако другие журналисты, в особенности, группировавшиеся вокруг консерватории, радостно подхватили бестактную (по выражению Римского-Корсакова) метафору, и балакиревцев начали дразнить в прессе «так называемой могучей кучкой», а то и «шайкой» непрофессионалов, больных «кучкизмом». Сами же композиторы предпочитали именовать себя просто и скромно: «Новая русская музыкальная школа».

Между ними и остальными участникам музыкального процесса развернулась настоящая война за публику и право говорить от имени нового поколения русских музыкантов. В этой борьбе было не обойтись без «своего» критика, пропагандиста провозглашенного Стасовым и Балакиревым нового, «реалистического» и национально-ориентированного направления в отечественной музыке. Эту функцию взял на себя Кюи.

Его превосходительство музыкант

За период своей активной критической деятельности он написал несметное количество статей, посвященных участникам балакиревского кружка и вообще композиторам, чье творчество он считал прогрессивным.

И действительно добивался поставленной цели – признания, в том числе официального, значимости этих фигур, исполнения их музыки, постановки опер.

Цезарь Антонович Кюи ->

За тех, кого он любил и в ком чувствовал гениальную одаренность, Кюи был готов воевать «до последнего патрона» даже в ущерб своим интересам. Так, он пошел на серьезное обострение отношений с дирекцией Русских императорских театров, отвергнувшей «Хованщину», и в результате не состоялась московская премьера его собственной оперы.

Чтобы дать некоторое представление о характере этого человека, приведу здесь выдержку из письма Кюи от 27 ноября 1870 г. в редакцию «Санкт-Петербургских ведомостей», касающегося возможности постановки на Мариинской сцене оперы «Каменный гость», которую, согласно желанию Даргомыжского, после его смерти завершили Кюи и Римский-Корсаков. Театр проявил определенную заинтересованность, но возникла проблема в связи с авторским гонораром, который П. А. Кашкаров, опекун наследников композитора, пытался получить.

Его превосходительство музыкант

«Покойный Даргомыжский не раз говорил, что 3000 руб. за «Каменного гостя» его бы удовлетворили. Эту же цифру заявил и Кашкаров, Но по (…) Положению 1827 г, русский за свою оперу не может получить более 1143 р. (примерно 1 млн.700 т. руб. на нынешние деньги – А. Т.). Иностранец может получить всякую сумму. Верди за свою «Силу судьбы» получил, кажется, 15000 р., во всяком случае, не менее 10000 р.

Были придумываемы разные комбинации: 1) рассрочка платежа 3000 р. на три года; 2) я предлагал заплатить 1143 р. и дать один бенефисный спектакль в пользу наследников Даргомыжского, но все это оказалось невыполнимым. 2 октября я был уведомлен, что министерство императорского двора «не признает себя вправе действовать противно высочайше утвержденному Положению». К этому еще добавлю, что, сколько мне известно, министерство воздержалось от всякой попытки ходатайства о том, чтоб в пользу «Каменного гостя» можно было сделать исключение.

Вот почему «Каменный гость» лежит до сих пор у меня и пролежит еще, быть может, неопределенно долгое время, пока не окажется возможным дать русскому более 1143 руб. или же признать Даргомыжского иностранцем. Композитор Кюи».

< – А. С. Даргомыжский

Это письмо произвело на русскую музыкально-театральную общественность впечатление столь сильное, что посыпались частные пожертвования и необходимая сумма была очень быстро собрана. Согласитесь: поступок, достойный глубокого уважения.

Гораздо менее симпатично выглядят ядовито-тенденциозные отзывы Кюи о композиторах, творчество которых противоречило его идейным установкам: «консерваторский композитор г. Чайковский совсем слаб» и тому подобное. На совести Кюи издевательский отзыв о первой симфонии Рахманинова, спровоцировавший тяжелый нервный срыв у молодого композитора. Кюи во многом разделял взгляды Балакирева, а тот видел в консерватории оплот «европейской рутины» и конвейер по производству хорошо наученных посредственностей.

После консерваторцев следующей любимой мишенью Цезаря Антоновича была итальянская опера.

«Содержание итальянской оперы стоит дирекции (Дирекции императорских театров – А. Т.) громадных денег, уничтожение итальянской оперы было бы благодетельно для развития вкуса публики, потому что итальянская музыка – застой. Слышали ли мы в ней хоть одну новую нотку в последние 30 лет? Что нового в новых операх Верди? Будущее итальянской музыки – самое жалкое».

Занятно, что этот взгляд на итальянскую оперу был впоследствии усвоен советским музыкознанием, и что греха таить – до сих пор находит своих приверженцев.

Не щадил Кюи и немцев: «Музыка Вагнера страдает изысканностью и извращенностью; в ней чувствуются немощные желания, возбужденные расстроенным воображением, чувствуется расслабленность, плохо прикрытая молодцеватостью и наружным блеском. Вагнер изысканными, болезненными гармониями и слишком ярким оркестром старается скрыть бедность музыкальной мысли, как старик скрывает свои морщины под толстым слоем белил и румян. Мало отрадного можно ожидать в будущем от немецкой музыки…»

Классиков тоже не жаловал: «Дон-Жуан опера устарелая, скучная, в которой уцелело слишком немногое…»

Его превосходительство музыкант

Кюи искренне недоумевает – как можно тратить силы русских артистов «на мертвые, деревянные, с незначительными исключениями, звуки Моцарта, когда имеются под рукой произведения новые, свежие, свои, интересные для публики произведения, из которых иные могут сделаться такими же краеугольными камнями русской оперы, как “Жизнь за царя”, “Руслан”, “Русалка”».

Ц. А. Кюи, с портрета К. Маковского ->

Доставалось от него и французам: «Не знаю, скоро ли начнут варить яичницу без яиц, но композиторы уже ухитрились писать оперы почти без музыки. На днях мы это видели на «Отелло» Верди, теперь видим на «Вертере» Массне».

Впрочем, подобная необъективность критики являлась одной из примет того времени: отечественная культура росла как на дрожжах, вскипала и пенилась то преувеличенными восторгами, то непримиримой полемикой.

Побочным, но предсказуемым результатом деятельности Кюи-журналиста стало враждебное отношение «альтернативной» музыкальной критики к Кюи-композитору, и этим отчасти объясняется неуспех его опер, «Вильяма Ратклифа» в особенности, на Мариинской сцене.

Теперь самое время поговорить о том, что представлял собой Кюи как композитор. И здесь нас ожидает ряд сюрпризов. Первый из них заключается в том, что того легко опознаваемого русского национального начала, за которое Кюи так страстно ратовал в своих критических статьях, в его музыке гораздо меньше, чем можно было бы ожидать. Очень мало в ней и признаков дилетантизма. В собственном творчестве Кюи – музыкант-европеец, причем весьма мастеровитый.

Кроме этого, выясняется, что процесс становления русской композиторской школы намного глубже связан с музыкой Кюи, чем нам может казаться. На арене столичной музыкальной жизни он появился в те годы, когда «большая» русская музыка была представлена в лучшем случае тремя именами – Верстовского, Глинки, Даргомыжского и четырьмя операми: «Аскольдовой могилой», «Жизнью за царя», «Русланом и Людмилой» и «Русалкой». Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова и Чайковского как композиторских фигур еще просто-напросто не существовало!

Первая опера Кюи «Кавказский пленник» написана в русле тенденций, знакомых нам по «Русалке». С той лишь разницей, что Даргомыжский в своих новаторских исканиях удалялся от «глинкинского» итальянского стандарта в сторону немецкой романтической оперы, а Кюи тянуло к большой французской опере (и этот «крен» затем станет на какое-то время преобладающим вектором в оперной музыке многих русских композиторов).

А «Вильям Ратклиф» и вовсе сочинялся параллельно с «Каменным гостем», причем, в отличие от него, опера Кюи была в 1869 году закончена и даже поставлена. Даргомыжский, частый посетитель балакиревских «квартирников» интересовался творчеством молодых не меньше, чем они – его музыкой. Так кто же на кого влиял? Я бы не стал торопиться с ответом…

Изучив в свое время «Ратклифа», я пришел к выводу, что это сочинение в своем роде не менее новаторское, чем «Каменный Гость». Но, как это часто бывает с новаторами, композитор Кюи ушел в тень, из которой постепенно выступили на свет мощные очертания музыкальных гигантов, сумевших на той же самой почве найти такой баланс нового и традиционного, который обеспечил их произведениям заслуженное долголетие.

К сожалению, записи этой оперы Кюи я не нашел, только клавир. Что ж, можно сыграть и на рояле.

Это впоследствии стало Мусоргским:

Это – Римским-Корсаковым:

Это – Бородиным:

А это – и вовсе их совместным мальчиком для битья Чайковским:

Таковы парадоксы композиторской фортуны. Многих из тех, кто вносит заметный вклад в развитие музыкального языка, она определяет во второй и третий ряд, отводя их творчеству роль музыкального фона эпохи. Но разве возможна без этого фона реализация других – тех, кому история предоставляет место в первом ряду?

Нужно отметить, что Кюи достаточно чутко реагировал на «температурные» изменения в музыкальном искусстве. Достаточно вслушаться в его фортепианную музыку, и вы ощутите, как язык его пьес, поначалу изрядно «шопенистый», плавно эволюционирует к началу ХХ века в сторону того нервически-пафосного стиля, который мы сегодня склонны ассоциировать исключительно с фамилией «Скрябин».

Кюи, Прелюдия gis-moll. Op.64 Исполняет Джеффри Бигль:

Жаль, кстати, что эти 25 прелюдий 1903 года, по музыке очень живые и выразительные, редко привлекают внимание пианистов. А могли бы украсить их репертуар.

Последнее время я все больше утверждаюсь во мнении, что в искусстве вообще не существует «магистральных» путей развития; мы можем говорить только о различных тенденциях, которые можно проследить в творчестве композиторов того или иного времени. Так, при беглом знакомстве с музыкой Кюи начала ХХ века может показаться, что ее простота на фоне всеобщего увлечения гармоническими сложностями, знаменующими наступление периода музыкального модерна, – некий демонстративный каприз стареющего композитора XIX столетия, генеральское нежелание шагать в строю новаторов нового поколения. Но проходит несколько десятилетий, что-то поворачивается в музыкальном процессе, и оказывается, что:

– песня Мэри из «Пира во время чумы» Кюи несет в себе зерно, из которого вырастет и разовьется музыкальный язык Свиридова;

Кюи, Песня Мэри из «Пира во время чумы». Российский государственный оркестр кинематографии. Дирижер Валерий Полянский, солистка – Людмила Кузнецова:

– отголоски кантаты к трехсотлетию Дома Романовых зазвучат в советской «славильной» музыке, вплоть до «Александра Невского».

Его превосходительство музыкант

А из всего обширного оперного наследия Кюи самыми востребованным, причем не только в России, материалом станут его детские оперы, написанные подчеркнуто простым, но милым языком.

Уход с исторической сцены больших оперных полотен Кюи вполне объясним особенностями его дарования, по преимуществу камерно-лирического.

<- Цезарь Антонович Кюи, портрет И. Е. Репина.

Неудивительно поэтому, что в музыкальной практике сохранились, в основном, его фортепианные и скрипичные миниатюры, несколько хоров и, конечно же, романсы, среди которых встречаются настоящие шедевры.

Цезарь Антонович Кюи пережил всех своих сверстников – музыкальных друзей и противников.

Он застал события, наступлению которых – тоже парадокс, но уже не композиторской фортуны, а несентиментальной истории – в немалой степени способствовала страстная романтическая проповедь русской интеллигенции.

82-летний, практически ослепший генерал Кюи в ноябре 1917 года пишет М. С. Керзиной, основательнице Кружка любителей русской музыки в Москве:

«Живем со дня на день, слегка голодаем, систематически худеем и мерзнем. А в сущности, какой интересный исторический момент мы переживаем».

Через 4 месяца Кюи скончался. От кровоизлияния в мозг. Что ж, все могло закончиться намного хуже, например, вот так:

Его превосходительство музыкант
Борис Кустодиев, “Октябрь в Петрограде”, 1927 год, холст, масло

ИСТОЧНИК: https://www.classicalmusicnews.ru/tikhomirov/cesar-cui/

АВТОР: Андрей Тихомиров


Его превосходительство музыкант

об авторе эссе

Андрей Тихомиров

Композитор и музыкальный эссеист.

может быть интересно